Две семьи - одна судьба

Вспоминает дочь Авраама Ивановича, Бабич Ульяна Авраамовна, 1919г. рождения: "однажды, по заданию колхоза, отец поехал в какой-то поселок за семенами. Дело было накануне выходных и работников склада уже не было, нужно было ждать до понедельника, а эти два дня лошадь кормить было нечем, вот тут отец и сказал в сердцах: "Что это за советская власть, если лошадь покормить нечем". Естественно, такие слова были услышаны и переданы, кому следует. А тут еще план на раскулачивание "сверху". Это совпадение и привело к роковым последствиям. Сошенко, как имевшего в прошлом машину - жнейку и "эксплуатировавшего" батраков, а так же двух его братьев, владевших на паях мельницей, объявили кулаками и приняли решение раскулачить и выслать из деревни.

"Описывать имущество и изымать его пришли накануне Святого Христова Воскресенья, - вспоминает бабушка Ульяна, - мать как раз собиралась печь куличи и сдобную стряпню. Так забрали даже квашню с тестом. Все то, что описывали, сразу выносили и складывали в телегу". Она помнит, как страшно кричал ее младший брат, ухватившись за спинку деревянной кровати, недавно сделанной отцом, которую выносили из избы сельские активисты.

Лишив семью всего имущества, их выселили из избы. Жить пришлось в семье родственников - у Екатерины и Трофима Романченко. Отца же и его двух братьев - Трофима и Николая, вскоре арестовали прямо на колхозном собрании, обвинив во вредительстве. Якобы, Авраам "поморил колхозных пчел". Бабушка Ульяна вспоминает, как отец, выслушав, приговор о своем выселении из деревни, обратился к уполномоченным из района: "Я никого не убил, не ограбил, дайте хоть с семьей попрощаться". Попрощаться разрешили. "Долго мы все стояли на дороге, по которой уводили нашего папочку и двух его братьев, а наших родных дядей, - говорит бабушка Ульяна, - и горько плакали.

В Курагине состоялся суд, который приговорил их к 10 годам принудительных работ за пределами района. Отца поместили в изолятор Минусинской тюрьмы и поручили следить за пасекой. А семья наша - мать и трое детей, из которых я была старшей, поселилась в небольшом домике над протокой, за которой и была пасека. Помню, мы плавали к отцу на лодке через протоку.

Жили очень скудно, впроголодь. Отец искал по городу работу для меня, ведь я была старшая в семье, но для "таких", как мы, работы "не было". Наконец, собрали нас, подростков, человек шесть и заставили спрямлять русло реки Минусинки. Дело было в сентябре, уже картошку выкопали, а мы все босиком, полураздетые, а вода холоднющая, лопатами копали русло и бросали мокрый тяжелый грунт на берег. Ноги от холода заходились - мы выйдем на берег и растираем их, растираем, а сами плачем: за что нам такая доля тяжкая выпала. А на другом берегу работали взрослые - тоже русло копали, видно, такие же лишенцы, как и мы.

В конце рабочего дня выдавали паек за работу - вот и вся оплата. Папочка наш тоже делился с нами своим пайком, когда приходил к нам днем, а на ночь - то уходил в тюремный изолятор. С наступлением зимы, нашли мне работу няньки у какого - то чиновника с двумя детьми. Утром они с женой уходили на работу, а я должна была помыть посуду, полы в четырех комнатах, постирать белье, и каждый день помыть в чулане, где держали поросенка. (Так как в городе процветало страшное воровство, люди держали мелкий скот в доме). Да и дети, само - собой, на мне. Одно

Вскоре отцу вышло послабление и нам всем разрешили вместе с отцом переехать в совхоз, недалеко от Алексеевки, вспоминает Ульяна Авраамовна. (Скорее всего, это 2 ферма Тубинского совхоза - автор). Было это году в 35-м. И опять мне, 15- летней, нашлась работа, которой не позавидуешь - дояркой на ферме. А ведь отношение к нам, лишенцам, было особое. Собрали мне всех тугих да неспокойных коров. К концу рабочего дня не чувствовала ни рук, ни спины, а надо было стараться, чтобы не лишиться куска хлеба. Но через несколько месяцев от переутомления свалилась и долго тяжело болела.

К этому времени отца и всю нашу семью признали незаконно раскулаченными и незаконно лишенными избирательных прав и мы, наконец, вернулись в Алексеевку, но ни дом, ни имущество никто нам, конечно, не вернул. Жили вначале в доме родственников, который стоял пустой, т. к. мой дядя - Игнат Заика, испугавшись возможного раскулачивания, посадил семью в короб, побросал кое-что из вещей и увез всех в дальнее таежное село Зизезино. Так и переждали там страшные времена, а потом вернулись домой, в свою хату. Но наши беды были еще впереди".

2 июня 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление "Об антисоветских элементах". Этим постановлением было принято решение о создании "троек" с широкими полномочиями при республиканских и региональных управлениях НКВД. Для регионов были установлены лимиты по первой (расстрел) и второй (заключение в лагерь) категориям. Политбюро утвердило приказ № 00447 по НКВД "Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов". По Красноярскому краю выделенные лимиты составили: первая категория - 750 человек, вторая - 2500 на июль 1937 года.16 Это значит, что всех подозрительных, а бывшие "кулаки" в деревне таковыми и являлись, можно было отдавать под суд "троек", выполняя планы "сверху", в соответствии с лимитами.

Авраам Иванович был арестован 10 июля 1937 года органами НКВД "по обвинению в проведении антисоветской агитации и вредительстве". (Из материалов ФСБ РФ).17 Семья до 1992 года не знала о его судьбе. Только когда был принят закон о восстановлении в правах репрессированных и членов их семей, его дочь, Ульяна Авраамовна и внуки узнали, из материалов ФСБ РФ что "…постановлением тройки УНКВД Красноярского края от 24 августа 1937 года Сошенко А.И. назначена высшая мера наказания - расстрел, который был приведен в исполнение 2 сентября 1937 года в г. Минусинске. О месте захоронения в материалах архивного уголовного дела сведений не имеется". (Из материалов ФСБ).18

В. Сиротинин в "Книге памяти" пишет: "Как проходили эти расстрелы, знать нам не дано. Известно, однако, что начальник Минусинского сектора НКВД Алексеев считал, что патроны надо беречь, а потому раненых при расстреле приказывал добивать ломом".19 Родным об этом лучше не знать.
Ульяна Авраамовна прожила трудную жизнь, много и тяжело работала, особенно в годы войны. Награждена медалью " За доблестный труд", сама вырастила троих детей, помогала растить внуков. Эта женщина до сих пор светится внутренней добротой, и только слезы застилают глаза, когда вспоминает она эти страшные испытания, выпавшие на их долю.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы рассказали вам о судьбе двух семей, судьбе двух оставшихся в живых женщин. Они не держат зла на государство. Они понимают, что не нужно смешивать ошибки отдельных правителей "наверху" и на местах с чувством долга перед страной, чувством патриотизма, хотя они сами таких слов и не употребляют, говоря о своем вкладе в становление колхоза, Победу, послевоенное восстановление: "а как же иначе, так было нужно, так все жили". Они жили и трудились так, как должны жить люди гордые, с чувством собственного достоинства, хотя они таковыми себя и не считают. Всю свою жизнь они прожили с клеймом "дети врагов народа", боясь сказать лишнее слово, до поры не рассказывая даже своим детям о тех несчастьях, которые им пришлось пережить.

Список использованных документов и материалов.
Материалы Курагинского районного архива.
1Ф.260.Оп.3.Д.106.Л.35.
2Там же. Л.16.
3Там же. Л.12.
4Там же. Л.15.
5Там же. Л.14.
6Там же. Л.13.
7Там же. Л17.
8Там же. Л.4.
9Книга памяти жертв политических репрессий. Издательство "Издательские проекты", Красноярск, 2004г. Т.1.С.10.
10Ф.260. Оп.3. Д.106.Л.9.
11Там же. Л.37.
12Там же. Л.38.
13 Ф.269.Оп.3.Д.142.Л.8.
14Там же. Л.16 - 17.
15Там же. Л.50.
16Книга памяти жертв политических репрессий. Т.1.С.28.
17Из материалов ФСБ РФ. Региональное управление по Красноярскому краю. Ответ на заявление Сошенко - Бабич У.А. о месте смерти ее отца.
18Там же.
19Книга памяти. Т.1. С.29.
Воспоминания.
1. Масюк Н.Д., 1926г.р.
2. Бабич У.А., 1920г.р.